Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ
ПРЕМИЯ
(Продолжение. Начало в NN от 27, 28, 30, 31 мая 1997 г.)
 
V
 
Тем временем Фердыщенко, ощутив в кармане непривычную тяжесть и
попробовав деньги через ткань, внезапно почувствовал, что его начинает
лихорадить.
- Господа, у меня лихорадка и посему мне надобно срочно бежать, -
пробормотал он, чрезвычайно волнуясь; затем опрометью кинулся к двери,
но запнулся о бригадира Потапова, который уже начал постепенно приходить
в себя, и распластался на ковре подле Ардалиона Аглаевича и сварщика
Ганина.
Возникло всеобщее замешательство, которым не замедлил воспользоваться
секретарь парторганизации. Он подошел к Фердыщенке, присел на корточки,
отчего брюки на нем негромко треснули, выхватил пачку, развернул ее и
быстро пересчитал. Все деньги были целы, разве только сторублевка
какая-нибудь завалилась за подкладку. Участники собрания вздохнули
свободнее.
Лицо Тоцкого озарилось счастливою улыбкою, какая обычно бывает у
человека, недавно и внезапно для самого себя сошедшего с ума, но еще не
знающего об этом в силу того, что его еще не связали.
- Господа коммунисты и комсомольцы! - радостно провозгласил он.
Собравшиеся разом попятились от него подальше, поскольку знали по опыту,
что от парторгова энтузиазма ничего хорошего ожидать не следует.
- Господа, прежде всего давайте успокоимся! - продолжал парторг. - Мы
теперь все в лихорадке! Я предлагаю прерваться для краткой
производственной гимнастики! Эй, кто-нибудь! Шампанского и радио
погромче!
Поскольку никто из гостей не двинулся с места, то парторг вновь
заговорил вкрадчивым голосом:
- Вот вы, господа рабочие, решили премию не получать. Так? Так-с. Пойдем
дальше. Премию вы получать отказались не потому, что она вам не надобна
(ибо она вам надобна-с), но отказались вы, чтобы показать нам,
бюрократам, махинаторам и очковтирателям, свою так называемую рабочую
совесть и сознательность. Так? Так-с... А коли так, то вот вам
предложение: давайте мы эту премию, всю сумму, от имени бригады
Потапова, перечислим в Фонд Мира! А?.. Что-с?! Что притихли, бестии?..
Все гости молчали, словно бы пораженные громом. В наступившей тишине
слышно было, как на втором этаже бежит унитаз, а у окна негромко
причитает свое "хендехох" ничего не понимающая красавица-немка.
Услышав о Фонде Мира, бригадир Потапов уже окончательно пришел в себя и
крикнул:
- Ну уж нет, господа! Уж лучше тогда в огонь!
- Да, уж лучше в огонь... в камин! - следом за ним закричала вся бригада
и громче всех кричал сварщик Ганин, уже очнувшийся от своего припадка.
- Да вы, батенька, видно, в Бога-то совсем не верите, - воскликнул он с
надрывом, обращаясь к секретарю партийной организации, - раз такое
предлагаете! Видано ли дело - деньги в Фонд Мира отдавать! В огонь их
сей же час!.. Пускай уж никому не достанется!..
- Да видано ли дело деньги жечь! - раздался из угла тоненький голос
старухи-нормировщицы. - Давайте-ка я их лучше съем!
В продолжение всей бури парторг оставался совершенно спокойным, только
руки его немного тряслись, так что, пытаясь закурить крепкую папиросу,
он извел добрых полкоробка спичек.
- Ты, Потапов, сейчас находишься не в кабаке, чтобы деньги жечь, а
находишься ты сейчас в партийном комитете, так что изволь!.. - начал
было Лев Давыдович, но его перебил кровельщик Щ.
До сих пор этот Щ. успел вставить в общий крик лишь каких-нибудь два-три
невнятных французских каламбура, а теперь вдруг чрезвычайно взволновался
и решился говорить. Он вскочил, но внезапный приступ кашля прервал, а
вскоре и совсем прекратил его порыв. Решительно ничего невозможно было
разобрать в его речи, только светились на посиневшем от натуги лице
глаза его, исполненные глубокого ума и невыразимого страдания.
Кровельщик Щ. все кашлял и кашлял, отхаркивая битумом и поминутно
прикладывая к губам кусок рубероида. Как только приступ окончился,
высокий, чистый лоб его покрылся крупными каплями пота, и Щ. без сил
повалился на пол рядом с бригадиром Потаповым, сварщиком Ганиным и
начальником ПФО Фердыщенкой.
Все сочувственно и одобрительно закашляли. Собравшись с последними
силами, кровельщик приподнял голову от ковра.
- Я полагаю, - негромко произнес он, силясь перекричать всеобщий кашель,
- да послушайте же меня, c'est tres curieux et tres serieux!*) Я
полагаю, что ежели этот вопрос обмозговать по-сурьезному, то сперва
надобно... это самое... взвесить все Pro и Contra **), и ежели контры
противу энтого предложения насчет сжигания денег будет поболе, чем пры,
значит общество категорически супротив и не поддерживат предложение
бригадира...
Старичок из обкома партии, который все время безмолвно сидел в уголке и
перелистывал полное собрание Ленина, купленное по случаю у книгоноши,
неожиданно для всех встрепенулся, как бы очнувшись от некоего
летаргического состояния.
Надобно заметить в скобках, что славился этот старичок тем, что умел
замечательно толковать Манифест, особенно ту часть Откровения Карла, где
говорится о том, как восстанут из своих трущоб пролетарии и каждому
воздастся по труду его.
Следует также заметить, в других, квадратных или фигурных скобках, что в
продолжение всего длинного монолога кровельщика со старичком из обкома
партии один за другим сделалось шесть ударов разной силы; у него
последовательно отнялись зрение, слух, ум, честь, совесть, затем громко
отказал мочевой пузырь, но речь между тем ничуть не отнялась, и потому
он выступил на середину залы и взял слово...
Сурово оглядев собрание невидящими глазами из-под густых, по тогдашней
моде, бровей, старец громко вопросил:
- Како соблюдаете моральный кодекс строителя коммунизьму? Како изучаете
жития основоположников?
Все смотрели на него как на идиота. Старик тем временем ждал ответа.
 
Продолжение в следующем номере.

© 1997 <Красная бурда>