|
"Красная бурда" 2 июня 1997 г.
Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ
ПРЕМИЯ
(Продолжение. Начало в NN от 27,
28, 30, 31 мая, 1 июня 1997 г.)
VI
К счастью, в эту минуту двери
растворились настежь, и в комнату
с
веселыми песнями ввалились
человек двадцать цыганского
хора, стали хором
просить две копейки на булочку.
Самый статный из них, по виду
предводитель или барон, подошел
к секретарю и спросил: "Это вы
театр
"Ромэн" для бригады
ударников заказывали?" По
рядам строителей пронесся
шепоток: "Сличенко, Сличенко,
Сличенко..."
- Нет! - в каком-то забытьи
выкрикнул Тоцкий, и цыганы,
помявшись с три
четверти часа, вышли вон с
грустными песнями.
Едва цыганы удалились,
случилось ужасное. Настасья
Филипповна,
истерически хохоча, подошла
вплотную к секретарю парткома
Тоцкому, и,
глядя в самые глаза его, в самую
незамутненную глубину его
измученной за
этот вечер души, плюнула в них.
На некоторое время Лев Давыдович
потерял
ориентацию, и стоял недвижно,
бешено соображая, что же
случилось.
Настасья Филипповна, быстро
отбежав на несколько шагов, вдруг
вся
обмякла и обернулась вокруг в
поисках поддержки. Но глаза всех
собравшихся были опущены вниз,
будто плюнули не в глаза
секретарю
парткома, а на пол. Мгновение
спустя уборщица перестала
хохотать, однако
ненадолго. Новая мысль пришла
ей в голову: схватив пачку денег
из рук у
Тоцкого, она подбежала к камину,
отодвинула в сторону горящие
головешки
и аккуратно положила банкноты
на их место.
Все зашумели и затеснились
вокруг камина, все лезли
смотреть, все
восклицали, - словом, вели себя
как пьяные, хотя на самом деле
некоторые
были абсолютно трезвыми и не
скрывали этого.
- Опомнитесь, господа, - закричал
парторг в совершенном отчаянии,
ломая
руки, - там, в камине, вместе с
вашей премией сгорают и
недовнесенные
партийные взносы! А ЭТОГО
ПАРТИЯ НАМ НИКОГДА НЕ ПРОСТИТ!
Потапов,
немедленно полезайте в камин и
без денег не возвращайтесь!
Бригадир Потапов, думая о чем-то
своем, поднялся с пола, не спеша и
не
отвечая Тоцкому, подошел к
камину и достал занявшуюся уже
огнем пачку
денег. Лицо парторга осветилось
неимоверным счастием. Ардалион
Аглаевич
не торопясь прикурил и бросил
банкноты обратно в огненную
утробу.
- Лев Давыдович! У вас еще
тысчоночки не найдется? - спросил
он. - А то
что-то в комнате похолодало!..
- А все-таки подлец наш бригадир
Потапов! - сказал кто-то из
строителей.
- И подлец тот, кто его подлецом
за это называет, - добавил он
вдруг,
как бы одумавшись.
Лев Давыдович с минуту смотрел
на огонь, потом глаза его
сверкнули, лицо
исказилось дикою гримасою и он
захохотал в каком-то бешеном,
безумном
восторге.
- Эвон как горят-то! Я, право же,
впервые вижу, как деньги горят. А
ну-ка, брошу и я в огонь свою
зарплату, ведь - по сути - не
заслужил я
ее, нешто это работа - панталоны
в парткоме протирать, довольно
уже
обманывать!.. И партбилет туда
же!..
Достав из-за пазухи ладанку, в
которой был зашит партбилет, он
швырнул
ее в огонь. Затем подбежал к
столу, выдвинул ящик, сгреб
обеими руками
кучу чистых бланков партийных
билетов и кандидатских карточек
и швырнул
ее в камин.
В этот момент в дверь из
парадного просунулась
растрепанная рука
секретарши Марфы Евстафьевны
Блудиловой, затем не менее
растрепанная
голова ее шепотом, слышным
решительно во всех углах комнаты,
проговорила:
- Лев Давыдович! К вам товарищи
из Мексики - двое с носилками,
один с
ледорубом!
Но вместо троих товарищей из
Мексики в кабинет вошел молодой
человек с
блуждающим взглядом и большим
плотницким топором. Это был Роман
Родионович Угольников,
студент-практикант из
инженерно-строительного
института.
- Господа, меня мучает вопрос! Я
на этом собрании приглашенный,
или
право голосовать имею? - мрачно
спросил он, неловко вертя в руках
страшный топор свой.
Никто не отвечал практиканту, а
старуха-нормировщица полезла под
стол...
Продолжения не будет.
|